Тонино был так убит судьбой Бенвенуто, что перестал соображать. К тому же сам герцог обращался к нему.

– Пожалуйста, сэр, – вырвалось у него, – я объясню…

– Замолчи! – оборвала его Анджелика. – Сейчас запою заклятие!

– …только, пожалуйста, скажите мне, что с моим котом. Его убили?

– По-моему, да, – отозвался герцог. – Похоже, они в него попали.

Тут он вздохнул и, воздев глаза к потолку, внимательно на него посмотрел, прежде чем снова перевести взгляд на Анджелику и Тонино. Оба стояли неподвижно. Анджелика ела глазами Тонино, угрожая ему невообразимыми заклятиями, если он скажет еще хоть слово. А Тонино молчал, понимая, что выказал себя полнейшим идиотом. Бенвенуто погиб, и не было никакого смысла шевелиться – никакого смысла вообще ни в чем.

Герцог тем временем достал из кармана носовой платок. Вместе с ним оттуда вывалилась слегка помятая сигара и шлепнулась на стол. Герцог подобрал ее и машинально сунул в рот между своими сверкающими зубами. Но тут же вынул, чтобы обтереть лоснящееся от пота лицо.

– А ведь вы оба говорили, – сказал он, убирая носовой платок в карман и вынимая золотую зажигалку. – Или сами об этом не знаете?

Он отправил сигару снова в рот и, оглядевшись украдкой, щелкнул зажигалкой и закурил.

– Перед вами, – сказал он, – свихнувшийся герцог.

Вместе с этими словами из его рта выкатились клубы дыма, словно герцог был не герцог, а дракон.

Анджелика чихнула. Тонино почувствовал, что вот-вот тоже чихнет. Он сделал глубокий вдох в надежде удержаться… и раскашлялся.

– Ага! – вскричал герцог. – Попались!

Его большие влажные руки поднялись и обхватили обоих детей за ноги. Держа их крепко пригвожденными к промокательной бумаге, герцог уселся в кресло и стал склонять к ним свое торжествующее лицо, пока оно не оказалось вровень с их кукольными личиками. Сигара, торчавшая из угла его рта, окутывала их дымом. А они махали руками, стараясь не терять равновесия, и кашляли, кашляли, кашляли.

– Ну так кто же вы? – спросил герцог. – Еще одна из ее дьявольских штук, чтобы заставить меня считать себя сумасшедшим? Так? А?

– Нет, мы совсем не то, – заходясь кашлем, произнес Тонино, а Анджелика, кашляя, попросила:

– Пожалуйста, перестаньте дымить.

Герцог засмеялся:

– То-то же. Древняя китайская пытка дымом, – сказал он, ликуя. – Оживляет любую статую. С гарантией.

Правой рукой он протащил Тонино, спотыкающегося и шатающегося из стороны в сторону, через стол к Анджелике и сжал обоих в пальцах левой руки. Затем освободившейся правой вынул изо рта сигару и положил на край стола.

– А теперь, – сказал он, – поглядим на вас.

Они вытерли полные слез глаза и со страхом подняли их на огромное ухмыляющееся лицо. Обозреть его все сразу было невозможно. Анджелика остановила свой выбор на левом глазе, Тонино – на правом. Оба глаза, круглые и по-детски наивные, как у Старого Никколо, уставились на них.

– Вот так так! – воскликнул герцог. – Вы дети этих заклинателей. Вы должны были прийти на пантомиму! Почему же вы не пришли?

– Мы не получили приглашения, ваша светлость, – сказала Анджелика. – Ты получил? – спросила она Тонино.

– Нет, – мрачно отозвался тот.

У герцога обмякло лицо.

– Так вот оно что. А я ведь сам их написал.

Такова, коротко говоря, моя жизнь. Ни одно из приказаний, которые я отдаю, никогда не выполняется. Зато делается тьма того-сего, чего я вовсе не приказывал.

Он медленно раскрыл ладонь. Большие теплые пальцы отпустили ноги Тонино и Анджелики.

– До чего же забавно вы дрыгаетесь у меня в руке, – сказал герцог. – Ну а если я вас совсем отпущу, расскажете, как вы сюда попали?

И они стали рассказывать, прерываясь раз-другой, когда он затягивался и пускал дым, от которого их разбирал кашель. Он слушал, развесив уши. Все это совсем не походило на объяснение, которое дают взрослому человеку, да еще герцогу. У Тонино было такое чувство, будто он рассказывает выдуманную историю малышам Дома Монтана. И по тому, как широко распахивались у герцога глаза и как он то и дело повторял: «Дальше, дальше!» – у Тонино создалось убеждение, что герцог так же свято верит их рассказу, как маленькие Монтана верят в приключения Джованни Истребителя Великанов.

Но когда они закончили, герцог сказал:

– Ваше представление «Панч и Джуди» началось в половине девятого и продолжалось до четверти десятого. Я точно это знаю, потому что над сценой были стенные часы. Заявляют, будто вчера вечером в девять я объявил войну. Скажите, кто-нибудь из вас заметил, чтобы я объявлял войну?

– Нет, – ответили Тонино и Анджелика.

– Хотя, – печальным голосом поправилась Анджелика, – меня тогда как раз били смертным боем, так что я могла и не заметить.

– Примите мои соболезнования, – посочувствовал ей герцог. – А пушечную пальбу кто-нибудь из вас слышал? Нет, не слышал. Пальба началась около одиннадцати и продолжалась всю ночь. Да и теперь еще палят. Можете на нее полюбоваться с башни над моим кабинетом – услышать не услышите, а вспышки увидите. А это значит, я так думаю, что в ход пущено очередное заклятие. И от меня ждут, что я буду сидеть здесь, закрыв глаза на то, что Капрону собираются разнести на куски.

Он обхватил руками подбородок и горестно посмотрел на детей.

– Знаю, я не умен, – сказал он. – Но хотя я люблю смотреть спектакли и кукольные представления, я все-таки не идиот. Как же выпустить вас двоих отсюда так, чтобы об этом не знала Лукреция? Вот в чем вопрос.

Тонино и Анджелика были беспредельно удивлены и так благодарны, что лишились языка. И пока они пытались выдавить из себя «спасибо вам большое», герцог вдруг вскочил и уставился на дверь выпученными глазами.

– Она! Идет сюда! У меня на нее нюх. Живо! Лезьте ко мне в карманы.

Он повернулся, встал боком к столу и двумя пальцами оттопырил карман камзола. Анджелика быстро подняла клапан и юркнула между двумя слоями сукна. Герцог загасил сигару о край стола и отправил ее в карман вслед за Анджеликой. Затем повернулся кругом и подставил другой карман, раскрыв его для Тонино. Влезая в ворсистую тьму, Тонино услышал, как открылась дверь и раздался голос герцогини:

– Опять вы курили здесь сигары, милорд.

Глава тринадцатая

В то утро Паоло проснулся с мыслью, что ему придется искать Тонино самому. Если уж его отец и Ринальдо, а за ними Роза и Марко отказываются заняться этим делом, просить еще кого-то бесполезно.

Он сел на постели и сразу услышал, что дом полон необычными звуками. Внизу, во дворе, были открыты ворота. До Паоло доносились голоса Элизабет, тети Анны, тети Марии и кузины Клаудии; они как раз принесли дневную порцию хлеба.

– Взгляните-ка на ангела! – услышал он негодующий голос матери. – Ну откуда это взялось?

– Все потому, что мы перестали творить заклинания, – посетовала кузина Клаудия.

И тут же следом прозвучало несколько нот: запела тетя Анна. Но ее немедленно оборвал сердитый окрик тети Марии:

– Никаких заклинаний, Анна! Подумай о Тонино!

Происходившее возбуждало интерес, но что по-настоящему занимало Паоло, так это звуки, шедшие с улицы, – топот марширующих ног, отдаваемые в полный голос приказы, барабанная дробь, цокот подков, тяжелый грохот и ругань.

– Сколько их! Сотни, сотни! – услышал он голос тети Анны.

– И почти все младше моего Доменико, – сказала тетя Мария. – Возьми у меня корзину, Клаудия, а я закрою ворота. Они идут воевать против трех армий, и ни у одного нет военных заклинаний. Нет, я, кажется, сейчас зареву!

Паоло промчался по галерее, на ходу натягивая курточку, и сбежал по ступенькам прямо в холодный желтый солнечный свет. Но опоздал. Ворота, крепко запертые на засов, заглушали шумы войны. Женщины с корзинами как раз пересекали двор.

– Куда это ты собрался? – окликнула его Элизабет. – Никто сегодня никуда не выходит. В городе будет бой. Школы все закрыты.