– Не знаю. Только в ней есть что-то дурное, вот это я знаю. Тетя Белла говорила, что поднялся ужасный тарарам, когда герцог решил на ней жениться. Ее никто не любит.
– Пойдем посмотрим, сумеем ли мы открыть окно, – предложил Тонино.
Он снова двинулся по клавиатуре: «до-си-ля-соль-фа-ми-ре».
– Тихо. Тсс, – почти прошептала Анджелика.
К счастью, Тонино обнаружил, что, если ставить ногу на клавиши очень медленно, они не звучат. Однако не успел он пройти половину пути, а Анджелика – только поднять ногу, чтобы за ним последовать, как оба услышали, что кто-то снова отворяет дверь. Нельзя было терять ни секунды, Анджелика бросилась назад на стол. Тонино, произведя ужасный, режущий уши звук, метнулся по черным клавишам, вскарабкался на пюпитр и втиснулся за ноты.
И успел как раз вовремя. Выглянув оттуда – он стоял, высовываясь боком, в профиль, как рисунок древнего египтянина, – он увидел, что перед письменным столом стоит сам герцог Капронский. На взгляд Тонино, герцог выглядел растерянным и печальным. Он постукивал «Донесением» по зубам и, по-видимому, не замечал Анджелику, стоявшую на столе между Панчем и Джуди, хотя Анджелика, чьи глаза не выдерживали сверкания герцогских пуговиц, отчаянно моргала.
– Но я не объявлял войны, – говорил герцог себе самому. – Я смотрел кукольное представление. Неужели я… – Он в смятении вздохнул, прикусив «Донесение» крупными белыми зубами. – Голова у меня уже поехала, что ли? – спросил он.
Казалось, будто герцог разговаривает с Анджеликой. У нее хватило ума не отвечать.
– Пойду спрошу Лукрецию, – решил он. И, швырнув «Донесение» к ногам Анджелики, поспешил из кабинета.
Тонино осторожно соскользнул с крышки рояля на клавиатуру – «дзинг-клинг». Анджелика, которая теперь стояла у самого рояля, указывала на окно. От ужаса она онемела.
Тонино взглянул… и в первый момент испугался не меньше Анджелики. Сквозь стекло на него таращилось темно-бурое чудовище, большеглазое, косматое. Глаза у этой твари были как желтые лампы.
И через окно к Тонино шел слабый, чуть возмущенный призыв: возьми себя в руки и открой окно.
– Бенвенуто! – закричал Тонино.
– О!.. да это всего лишь кот, – проговорила Анджелика. – Не позавидуешь мышам: как им, должно быть, страшно!
– Всего лишь кот? – повторил Тонино с презрением. – Это же Бенвенуто!
Он попытался объяснить Бенвенуто, как нелегко открыть окно при росте в девять дюймов.
В ответ Бенвенуто, начинавший терять терпение, вызвал перед мысленным взором Тонино новейшую волшебную книгу, открытую на первых страницах.
– Спасибо, спасибо, – пробормотал Тонино, краснея от стыда.
На этой странице значились три открывательных заклинания, и ни одно из них Тонино не сумел удержать в голове. Теперь он выбрал простейшее, закрыл глаза – так воображаемая страница читалась четче – и прочел заклинание.
Окно распахнулось легко и мягко, впустив порыв холодного ветра. А вместе с ветром так же легко вошел Бенвенуто. И пока Бенвенуто тихо двигался к нему по клавиатуре рояля, Тонино еще раз пережил ужасное мгновение: ощутил, как чувствуют себя мыши при виде кота. Но тут же забыл об этом от радости, что перед ним Бенвенуто! И протянул руки, чтобы почесать кота за жесткими ушами.
Бенвенуто ткнулся в лицо Тонино липким черным носом, и оба застыли, счастливые, на клавишах рояля, удерживая режущее ухо сочетание звуков.
Бенвенуто пожаловался Тонино, что Паоло недостаточно сообразителен: он, Бенвенуто, никак не может втолковать ему, где Тонино. Тонино должен послать Паоло записку. Сможет ли Тонино – он же такой крохотный! – написать записку?
– Здесь на столе есть перо, – вмешалась Анджелика.
И Тонино вспомнил слова Анджелики: она понимает кошек.
Бенвенуто, слегка встревоженный, пожелал узнать, не будет ли Тонино против, если он вступит в разговор с представительницей клана Петрокки.
В первый момент этот вопрос удивил Тонино. Он напрочь забыл, что ему и Анджелике полагается ненавидеть друг друга. Но в их положении, когда они вместе попали в такую беду, это было бы пустой тратой времени.
– Нет, ничуть, – сказал он.
– Да слезьте же с рояля, вы оба, – взмолилась Анджелика. – Чудовищная какофония!
Бенвенуто не заставил себя ждать и в один прыжок слетел вниз. Тонино, приложив все свои силы, последовал за ним: зацепившись локтями за крышку рояля, он пропутешествовал по черным клавишам. К тому моменту, как он опустился на письменный стол, Бенвенуто и Анджелика уже обменялись приветствиями и по всем правилам представились друг другу. После чего Бенвенуто, обратившись к ним обоим, посоветовал не пытаться бежать через окно. Кабинет герцога находится на четвертом этаже. Каменная кладка крошится, и даже у него, кота, было немало хлопот, чтобы на ней удержаться. Если они подождут, он, Бенвенуто, обеспечит им помощь.
– Но герцогиня… – начал Тонино.
– И герцог, – продолжила Анджелика. – Это кабинет герцога.
Бенвенуто считал, что герцог сам по себе человек безвредный. Тонино и Анджелика находятся в самом безопасном во всем дворце месте. Пусть остаются тут, в укрытии, а ему напишут записку, достаточно маленькую, чтобы он мог унести ее в пасти.
– А не лучше ли привязать ее к шее? – спросила Анджелика.
Бенвенуто никогда не соглашался носить что-нибудь на шее, а теперь и тем более. Во дворце тьма народу, и кто-нибудь вполне может увидеть записку.
Тонино поставил ногу на «Донесение» и, поднатужившись, оторвал от него уголок. Анджелика подала ему перо, которое пришлось держать обеими руками, а конец положить себе на плечо. Потом она встала на бумагу, чтобы та не шевелилась, пока Тонино орудовал пером. Это оказалось нелегкой работой, и потому Тонино сделал записку предельно краткой: «В герцогском дворце. Герцогиня – кудесница. Т. М. и А. П.».
– Сообщи им про слова к «Ангелу»! – напомнила Анджелика. – На всякий случай.
Тонино перевернул бумагу и написал на обратной стороне: «Слова к „Ангелу“ на ангеле надвратном». Затем, вконец изможденный тяжелым пером, которое двигал вверх-вниз, он сложил записку этим сообщением внутрь, а первым наружу и сплющил ее, наступив ногой. Бенвенуто открыл пасть. При виде этой розовой пещеры с аркообразным морщинистым верхом и рядом белых клыков Анджелика, содрогнувшись, отодвинулась, и Тонино положил записку на колючий язык Бенвенуто. Бенвенуто, бросив на Тонино любящий взгляд, пустился в путь. Он прыгнул на рояль, извлек из него где-то посередине звенящее «до», мягко-мягко оттолкнулся от подоконника и исчез.
Тонино и Анджелика смотрели ему вслед, пока не заметили, – слишком поздно! – что вернулся герцог.
– Забавно, – сказал герцог. – Новый Панч, а также новая Джуди.
Тонино и Анджелика замерли на месте. Они стояли по разные стороны промокательной бумаги в мучительно неудобных позах.
К счастью, герцог заметил, что открыто окно. – Ох уж эти мне горничные с их чистым воздухом! – проворчал он и пошел закрывать окно.
Тонино воспользовался возможностью встать на обе ноги, Анджелика распрямила согнутую шею. И тут же оба чуть не подскочили как ужаленные. Где-то внизу грохнул выстрел. За ним второй. Герцог высунулся из окна, видимо за чем-то наблюдая.
– Бедная киска, – сказал он, и голос его прозвучал печально и покорно. – Ну зачем ты сюда сунулась, киска? Она же ненавидит кошек. А эти болваны рады поднимать шум-гром, отстреливая их.
Прогремел еще один выстрел, и еще несколько. Герцог выпрямился, сокрушенно покачал головой.
– А, да ладно, – сказал он, закрывая окно. – Надо полагать, они и в самом деле едят птичек.
И он вернулся к столу. Тонино и Анджелика и не пытались двинуться. Да и вряд ли смогли бы. Оба окаменели, совершенно раздавленные.
Лицо герцога покрылось лоснящимися морщинками: он заметил, что от «Донесения» оторван уголок.
– Та-ак. Я уже начал есть бумагу? – пробормотал он, и его печальное, выражающее изумление лицо повернулось к Анджелике и Тонино. – По-моему, я стал очень забывчив. Разговариваю сам с собой. Плохой знак. Но я, право, не помню вас двоих. Новую Джуди – да, припоминаю, а вот тебя, – обратился он к Тонино, – совсем не помню. Откуда ты здесь взялся?